jason джейсон тодд todd [DC] original

Джейсон, вернись в семью – Альфред скучает!
На самом деле, у меня довольно строгие хэдканоны на Джейсона именно в рамках бэтсемьи. Я все еще больше люблю его отдельно – как антигероя, со своим жестким моральным компасом, с убеждением, что не все достойны спасения. Это сталкивается лоб в лоб с принципом Брюса «не убей», и всем от этого больно.
Для меня Джейсон – ивентовый гость. Он не будет постоянным на линии, но в вопросах жизни и смерти присоединится к общей борьбе. Но если вы хотите отыграть его полноценное возвращение в бэтсемью – с отказом от убийств, то можно организовать, если постепенно. Если нет – можно делать кратковременные, болезненные встречи, медленно подталкивая Брюса к напряженному, но всё же уважению чужой (неправильной, конечно, но какой есть) позиции и взгляду на жизнь.
Бонусом скажу...
Джейсон – один из моих самых любимых персонажей, и я с радостью сыграю что-то хёрткомфортное, где-нибудь даже дам этому литл вингу немного тепла. Для себя еще решил, что Брюс не убил Джокера, потому что вообще-то он очень хотел, но знал, что если убьет хоть кого-то, то уже не остановится (потому что будет знать, что где-то там условный Пингвин заставил кого-то тоже потерять своего сына) ну вы поняли, чтобы все это хотя бы не звучало так всрато и фанатично, как в оригинале.
А если вы из определенного круга ценителей – можем вывести отношения в насыщенную сторону.
Если говорить про игру конкретно...
Мои знания базируются на вики,мемах, фильмах и мультах. Я не привязан к конкретной вселенной и с радостью буду играть разные вариации.
И да, я давно забил на попытки понять, сколько кому лет и какие там перерывы между робинами.
И вам советую просто зачилиться

---

Решение взять Джейсона под крыло было не просто эгоистичным — оно было слепым. Еще более поспешным, чем усыновление Дика. Потому что у Дика, хоть на миг, но была настоящая семья. У него остались обрывки воспоминаний о том, какими должны быть отец и мать. У Джейсона не было даже этого.

Он был совсем не готов. Гораздо меньше, чем Дик, чем Тим, чем кто-либо после. Брюс разглядел в мальчишке, укравшем колесо от Бэтмобиля, какой-то знак — но лишь годы спустя осознал, что это было простое отчаяние.

Джейсон стал тем, с кем Брюс действительно пытался. Пытался исправить ошибки, допущенные с Диком. Когда он взял Дика, сам был слишком молод, слишком сломан, слишком неопытен. С Джейсоном же ему казалось — теперь-то он знает, как надо. Теперь он подберет правильные слова, не допустит прежних промахов.

Возможно, если бы Джейсон был менее изломан улицами — это сработало бы.

А потом Джейсон умер.

Когда Джейсон вернулся, ему казалось, что для Брюса ничего не изменилось. Что его смерть не оставила и следа.

Но это была ложь.

Смерть Джейсона разорвала жизнь Брюса на "до" и "после". Она переписала его отношение к Робинам — после этого уже не было прежней наивности, прежней веры в то, что он может быть для них отцом. Нет, он продолжал быть для них отцом. Но тем отцом, который был нужен, а не тем, каким он действительно хотел бы быть. Когда-то в его душе (очень и очень глубоко) была надежда на то, что у него будет семья. Такая чистая и наивная, как из старых реклам. Со смертью Джейсона эта надежда погибла. И он поклялся, что больше не допустит, чтобы кто-то из его подопечных умер, даже если для этого ему придется стать больше хладнокровным наставником, чем отцом. Джейсон стал последним, кому Брюс позволил себе привязаться по-настоящему. Последним, кого он искренне пытался спасти, а не просто перековать в солдата.

То, во что превратились их отношения потом —  рана, которая никогда не заживет.  Брюс часто называет это "самой большой ошибкой" — но имеет в виду не самого Джейсона.

Он говорит о всем, что упустил.

О том, что не нашел нужных слов.
О том, что не удержал контроль.
О том, что позволил Лиге Убийц воскресить его сына — и использовать, словно инструмент.
О том, что даже теперь, спустя годы, он не может исправить.

пример поста

Сейчас Земля нравилась ей больше. В её «лучшие» годы она была на ней раз или два, и каждый раз это было сражение. Она мало что запомнила, кроме того, что небо здесь ярко-голубое — оно никогда ей не нравилось, слишком слепит глаза. На родине небо розовое. Когда-то Кори сказала, что её волосы похожи на небо Тамарана. Тогда это была попытка поддержать Команд'р, которая ненавидела свои волосы — они были следствием её болезни, невозможности полноценно впитывать ультрафиолет, который должен был делать их ярко-рыжими. Сейчас она понимала, что это было очередным проявлением жалости. Жалость — это ещё хуже открытого презрения.

Интересно, что Кори думает о небе Земли? Как кажется Команд'р, этой жалкой планетке так идёт больше — багрово-мутные облака и серая пыль. Ей не было дела до Земли — будь Дарксайд более сговорчивым, она могла бы быть по другую сторону баррикад. Но ей не повезло. Одна из тысячи неудач, которые вплелись в её жизнь, как будто внесённые в её ДНК. Дарксайд — не Псионы. Им не нужен был союз с марионеточной королевой. Тамаран ему нужен был как ресурс. Ком на многое могла бы пойти ради власти. Она готова была поставить свой народ на колени перед Псионами, если это значило, что они будут на коленях и перед ней. Корона — вот что имело значение. Не её форма, не её вес, а то, что она значила. Даже если бы это была жестяная безделушка, вручённая ей Псионами как подачка. Даже если бы каждый взгляд её подданных прогонял по её спине ледяную волну ненависти. Она царствовала. А Кори... Кори осталась ни с чем. Её границы были размыты. Она была готова пойти на многое, чтобы получить то, что было её по праву. То, что отняли у неё по причинам, которые от неё не зависели. Она была готова править рабами. Но не мертвецами.

Корона — всё, что имело значение. Но значение терялось, когда подданных не оставалось. Поэтому она была здесь, поэтому пошла на этот глупый союз. Людишки. Людишки, которыми Кори была так очарована, которых любила едва ли не больше родного Тамарана. Мерзость. Они — тараканы вселенной. Но именно они держались лучше всего. Именно они создали хоть какое-то подобие сопротивления Дарксайду.

Этот союз был противоестественным. Как яд, разведённый в воде, который приходится пить, потому что жажда убивает быстрее отравы. Команд'р стояла среди них — Титанов, этих жалких героев — и чувствовала, как каждый мускул в её теле напряжён до дрожи. Они не доверяли ей. Она презирала их. Но больше всего она презирала себя — за то, что теперь дышала тем же воздухом, что и они. За то, что её ноги стояли на том же полу, где оставляли следы их сапоги. Всё здесь было пропитано Кори — её дурацким благородством, её улыбками, её запахом (даже если его и не было, Команд'р чуяла его повсюду). Эта планета была её планетой. Эти люди были её людьми, и Команд'р везде мерещились её прикосновения, как будто её сестра запечатлелась в каждом человеке и в каждой песчинке. Поэтому она презирала на Земле всё, даже сам воздух.

Каждый вдох обжигал лёгкие — не гарью, а самим фактом, что этот воздух когда-то наполнял её лёгкие. Что он входил в её грудь, смеялся на её губах, становился частью её голоса. Команд'р хотелось перестать дышать, разорвать эту невидимую связь, но тело предательски продолжало втягивать ненавистную смесь азота и кислорода — ту самую, что когда-то питала её.

Она шла по улицам, и асфальт под ногами казался осквернённым — ведь она ступала здесь первой. Эти трещины на тротуаре, эти обугленные стены — всё хранило незримый отпечаток её присутствия. Команд'р вдруг яростно пнула камень, наблюдая, как он катится в подворотню.

Там тоже была она.

Везде была.

Когда-нибудь, если она не умрёт в этой войне, она вернётся. Вернётся и сожжёт эту планету дотла. Сожжёт все следы существования Кори из вселенной. И из своей памяти.

И наконец-то станет свободной.

А пока... Пока она слышит звуки битвы. И это хорошо. Ей надо отвлечься. Эта планета — всего лишь поле битвы для неё.

Она поднимается в небо и видит, как в клубах апокалиптической пыли сражается человек. Она знает его. Знает лучше, чем хотелось бы.

Он — Ксератх’кор.
У этого слова не было дословного перевода ни на один земной язык, но тамарнцы называли так что-то пережёванное, использованное, выброшенное, зачастую включая в само оскорбление и того, кем несчастный был использован.

Команд'р замерла в воздухе, наблюдая, как Найтвинг отчаянно сражается с парадемонами. Его движения, обычно такие точные и грациозные, теперь были тяжёлыми, запоздалыми. Кровь стекала по его маске, смешиваясь с грязью и потом. Он проигрывает.

Мысль пронеслась в голове, острая и сладкая, как лезвие. Пусть падает. Пусть умирает. Ведь он — всего лишь ещё одна вещь, которую она бросила. Ещё один Ксератх’кор, оставленный Кори на этой проклятой планете.

Но...

Но если он умрёт, это будет значить, что она на шаг ближе к проигрышу в этой войне.

И прежде чем сознание успело оформить мысль, её тело уже двигалось. Фиолетовая энергия взорвалась вокруг кулаков, когда она врезалась в строй парадемонов, разрывая их на части с яростью, которая не имела ничего общего со спасением.

— Ты выглядишь жалко, Ксератх’кор — бросила она Найтвингу, отшвыривая последнего демона в стену.